|
Неуклюжая, толстая, плоская голова торчала из песка. Челюсти словно рога, острые и длинные. Чудовище точно спряталось в песке, выставив напоказ только свою удивительную большую голову.
— Наш спаситель! — сказал Думчев.
— Точный и меткий обстрел!
— Да, личинка муравьиного льва. Хищное насекомое. Оно проходит ряд превращений, чтобы в конце их появиться в виде вяло порхающего насекомого, внешне схожего со стрекозой.
Я слушал Думчева. Но все еще видел перед собой, как муравьи катились в логово чудовища.
Лицо Думчева было сосредоточенным и грустным. Он рассказывал о муравьином льве, но все время словно думал о чем-то другом. Я понял: Думчев вспоминал своего «верблюда».
— Муравьиный лев, — говорил Думчев, — владеет и артиллерийской сноровкой, и инженерным мастерством. Он соорудил эту воронку так, что сбитый с ног муравей непременно должен свалиться вниз.
Мы отошли в сторону. Я посмотрел на Думчева. Его большие серые глаза вдруг оживились. Он остановил меня и воскликнул:
— Скажите, как вы попали в город Ченск?
Я смутился. Я ждал этого разговора, готовился к нему, но вместе с тем он страшил меня… Сколько надо рассказать! Как изменилась Россия!
Я нехотя сказал:
— Поездом… — и вспомнил: мой билет на скорый поезд в Москву пропал.
— Так вы приехали поездом, а потом на лошадях, по тряской дороге. Стучат по шпалам колеса… И бывает так, что поезд летит под откос…
Я сухо заметил;
— Инженеры построили насыпи с точными математическими расчетами. А грунтоведы вычисляют угол естественного откоса для каждого отдельного случая.
— У вас там математика. А здесь вот муравьиный лев без всякой математики так строит в песке воронку, что стоит одному муравью — лишь одному муравью! — пройти по краю воронки — равновесие насыпи уже нарушено. Понимаете: тяжесть тела одного муравья — и вдруг рязверзается пропасть! Бездна! А вы говорите: вычисления… инженеры… грунтоведы… угол естественного откоса… Муравей ступил на край — песчинки покатились, и ему уже не выкарабкаться. Тут ошибок не бывает. Построит муравьиный лев свою воронку чересчур пологой — муравей выкарабкается, картечь не сшибет его, и хозяин воронки издохнет с голоду. А если чересчур отвесная воронка — пройдет по ней муравей, получится обвал, и песок засыплет хозяина воронки. Нет, тут все точно! Мастерство-то какое!
Я уже знал о муравьином льве из листков Думчева, но внимательно слушал.
— А как эта воронка делается? Спирально. Муравьиный лев ходит по кругу, ножкой захватывает песок, кладет на голову и выбрасывает его. Так он проходит один круг, затем второй, более узкий. Круги все уменьшаются и уменьшаются. Получается перевернутый конус. В самый низ песчаной воронки зарывается лев.
— Поразительный инстинкт! — сказал я Думчеву. — Насекомое решительно не понимает и не знает, что делает, и действует, как хорошо налаженная машина.
— Налаженная машина? Обитатели этой страны — машины? — переспросил Думчев, размышляя, по-видимому, о чем-то другом и все ускоряя и ускоряя свои шаги.
|
