|
Казалось, где-то грянул гром и, все нарастая и усиливаясь, приближается к нам. Совсем близко раздался реек, шум и грохот. Травы-деревья колыхались. Показались какие-то гигантские колонны. Они опускались на травы, поднимались, вновь опускались. Люди идут! Шагают!
Наверное, заведующая овощной базой Черникова сообщила в Ченск, что моя одежда осталась около пня, профессор Тарасевич, доцент Воронцова и студенты побывали в гостинице, узнали, что я исчез, и пришли сюда опознать одежду.
Но вот уже скрылись, пропали вдали гигантские колонны. Утих беспокойный шорох обитателей Страны Дремучих Трав, разбегавшихся во все стороны, прекратился треск сухих трав, ломавшихся под тяжестью шагов людей.
И все вокруг успокоилось.
Мы сразу же направились к гнезду халикодомы, где 5ыла спрятана крупинка роста.
Подошли к речке Запоздалых Попреков, чтобы через нее переправиться, но не узнали ни речки, ни берега. Гигантские ямы, провалы и новые озера образовались на берегу. В одном месте река переменила русло — вышла из берегов, в другом сделала неожиданный изгиб: все оттого, что прошли люди.
Мы кинулись к плоту, но он был крепко прижат к земле, и нельзя было его поднять.
Рядом с плотом лег какой-то гигантский зеленый мост.
Как и почему появился здесь мост? Конечно же этот мост — простая зеленая ветка! Ее сломал человек и случайно уронил. Она легла поперек речки. Может быть, нога этого же человека втоптала наш плот в землю.
Мы перебрались по ветке — по длинному узкому мосту — на другой берег. Чем ближе мы подходили к гнезду халикодомы, тем все больше заграждали нам дорогу сломанные деревья-травы. А у самого гнезда травы были плотно прижаты к земле. Наверное, в этом месте люди постояли, посовещались, а потом пошли дальше.
Вместо цементного гнезда халикодомы мы увидели груду развалин. Опустив руки, я вспомнил о том, как Думчев сравнивал пирамиды фараонов с гнездом халикодомы. А где же, где крупинка, которую мы спрятали в гнезде? Кто-то на своей подошве унес ее. Кто? Не все ли равно!
Какой тяжкий день! Там, на гряде холмов, я понял: мне не найти той крупинки, которую закатали скарабеи. А теперь, у раздавленного гнезда халикодомы, я убедился, что обе утеряны навсегда. Навсегда!
Как?! В Москве наступит утро, с тихим шелестом упадут газеты в зеленый почтовый ящик, прибитый к моим дверям. Но я не разверну эти газеты…
Будут звонить по телефону дорогие мне люди. Напрасные звонки!
Вечером в настороженной тишине театра раздвинется занавес. В эту минуту я всегда ощущаю теплое дыхание зрителей, ловлю их взгляды, пытаюсь угадать, какие чувства владеют ими. Неужели все это потеряно?!
Как нелепо! Кончить жизнь в схватке с какими-то пауками и мухами…
И жалость, жалость к самому себе охватила меня.
Думчев торопил: надо было засветло переправиться через речку, добраться до его дома. Но я долго не уходил с этого места, все чего-то ждал.
Когда мы шли назад, мне казалось, что травы уже не так враждебно относятся ко мне. И в шорохе их верхушек мне слышалось: «Не надо отчаиваться, не надо отчаиваться!»
Уже было совсем темно, когда мы перебрались на другой берег реки. Мы устали. В темноте идти к дому Думчева было трудно, и мы решили ночевать в спальных мешках на берегу. Тянулась ночь. Я слышал, как Думчев ворочался в спальном мешке с боку на бок. Не спалось и мне. Я почему-то вспоминал, какое мглистое, багровое небо раскинулось над сломанными травами около раздавленного гнезда халикодомы, какая стояла страшная тишина.
Я говорил себе: «Останусь в Стране Дремучих Трав. Навсегда!» Но почему-то мои мысли и переживания были далеки и отличны от смысла этих слов. Почему-то я чувствовал неловкость за то, что не уплатил за номер в гостинице. И еще я чувствовал большую вину перед профессором Тарасевичем — ведь ему надо беспокоиться о ремонте института, а приходится тратить время на поиски и разговоры о моем исчезновении. Тянулась ночь — ночь на берегу речки Запоздалых Попреков.
И было очень тихо. Только резко блестели надо мной звезды. Светились края тяжелых причудливых облаков, медленно проплывавших по небу. И была печаль на душе.
Лежа на берегу в спальном мешке, я пытался уснуть, сосредоточиться на чем-то, но мысли мои всё возвращались то к одному, то к другому событию прошедших дней. Думчев лежал рядом и, по обыкновению, разговаривал с самим собою.
Получился как бы своеобразный диалог из слов, которые я произносил про себя, и из громких, ясных слов Думчева. Я слышал, как Думчев говорил:
— Сколько упустили люди только потому, что не смотрели себе под ноги, не изучали Страну Дремучих Трав.
А я слушал и думал: «Если присмотреться внимательнее, то вся Страна Дремучих Трав — сплошная бессмыслица: инстинкты, инстинкты, инстинкты».
Думчев. Самое тяжкое, когда у человека с умом не хватает дисциплины ума. Вот в чем беда моего гостя!
Я. Конечно! Разве я сам не понимаю, что Думчеву надо заново написать дневник? Но как его передать? Да! Ведь сюда еще будут приходить люди, будут меня искать. И может быть, может быть… Нет, дневник писать надо очень долго, а меня уже скоро перестанут искать.
Думчев. Совсем не страшно, если гостя что-то или кто-то испугает в Стране Дремучих Трав. Но я боюсь, если он испугается своего испуга.
Я. Как странно Думчев говорит, но смысл его слов мне понятен. Ах, как мне хочется сидеть с Думчевым на самых обыкновенных стульях, пить крепкий чай, слышать телефонные звонки, голос диктора и вспоминать, только вспоминать Страну Дремучих Трав!
Думчев. Надо завтра же сказать гостю: то, что вы с собой принесли и потеряли, то и должно помочь.
Я. О чем там Сергей Сергеевич говорит? Ведь обе крупинки потеряны навсегда.
Думчев. Опыт, еще один опыт…
И тут я не сдержался и, обращаясь к Думчеву, громко воскликнул:
— Сергей Сергеевич, объясните же, скажите толком! Ведь то, что я принес, утеряно?..
Повернувшись ко мне, Думчев спокойно ответил:
— Не торопитесь! Завтра я ставлю опыт… Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, Сергей Сергеевич, — ответил я, ничего не поняв, и повернулся на другой бок.
Шумно катила речка Запоздалых Попреков свои волны, и беспокойно дрожал на ее водах луч луны.
Я уже стал засыпать, когда до меня в тишине ночи долетели слова Думчева: «Воздух ушедших минут…»
Что за странные слова: «Воздух ушедших минут»? Я прислушался. И вот Думчев снова проникновенно и с большим волнением повторил: «Воздух ушедших минут…»
— Сергей Сергеевич, что за загадки? Что такое «воздух ушедших минут»?
Из-за облака вышла полная луна, и показалась она мне бесконечно, бесконечно далекой. Никогда в жизни я не видел такой далекой луны.
— Сергей Сергеевич!
Думчев не ответил. Я подбежал, наклонился над ним. Он дышал ровно и тихо. Спал, как ребенок.
Я вернулся, забрался в мешок. Утром надо спросить Думчева, как понять странные три слова: «Воздух ушедших минут».
И уснул.
|
