Последние дни говорящий скворец оказался на острове в полном одиночестве.
Он всё время тихо сидел высоко на дереве и следил за котами. Лишь только одноглазый или бесхвостый замечали его и лезли на дерево, скворец перелетал на другое.
Теперь, когда коты уносились на плоте все дальше и дальше и не могли причинить скворцу вреда, он опять дал волю своему языку и говорил, не переставая:
— Садись, пять! Чтобы мать пришла! Разрешите выйти! Александрова, не подсказывай!
Кроме того, наблюдая за ребятами и прислушиваясь к их разговор, скворец научился и таким словам: «Мне кажется. В одной книжке написано. Чепуха. Славик, опять споришь! Придумай, пожалуйста».
Ребята с недоумением смотрел на него. А говорящий скворец совершенно осмелел, слетел с ветки и сел на плечо Таты.
— Это наш говорящий скворец, — сказал Котя.
— Чей это — наш? — спросил Славик. — У нас нет никакого говорящего скворца.
— Не здесь у нас, а там.
— Где там?
— В школе, в живом уголке. Он мешал учиться, и его отдали.
— Просто наказание какое-то, — воскликнула Тата. — Ведь ты, Котя, давно уже не ленивый! Говори понятно!
Котя обиделся:
— Я понятно.
— Значит, не понятно. Чем он мешал учиться? Кому его отдали?
— Он разговаривал на уроках, и его отдали школьному сторожу.
— Не озоруй, — проскрипел скворец, поглядывая на ребят умными глазами.
— Так сторож говорит, — объяснил Котя.
— Я знаю, знаю! — закричала вдруг Катя, дергая Вову за рукав. — Я знаю, что можно сделать и спастись!
— Что? — спросил Вова.
— Помнишь ты говорил про почтовых голубей?
— Говорил.
— К голубям привязывают письма, и они их относят.
— Правильно, относят.
— Ох! — вздохнула Катя и от нетерпения подпрыгнула. — Неужели так трудно догадаться! Давайте привяжем письмо к этому скворцу, и пусть он полетит в город.
— Действительно, — сказал Славик. — Давайте попробуем.
— Подождите, — озабоченно сказала Тата. — На чём мы письмо напишем?
— Как — на чём? На бумаге!
— Где же мы её, по-твоему, возьмём? У нас нет бумаги.
Славик растерялся:
— Действительно… Нет…
Но тут Вова решительно расстегнул ранец и вытащил книжку. Он открыл её и перелистал от начала до конца, пока не дошёл до самой последней, чистой, страницы.
— Конечно, жалко, — вздохнул Вова. — Очень жалко, но ничего не поделаешь…
Ни карандаша, ни ручки у ребят также не оказалось. Но Тата быстро сбегала к костру и принесла несколько мокрых угольков.
— Пиши! — сказала она.
Вова прислонил бумагу к Котиному плечу и стал писать. Мокрый уголёк всё время крошился, но всё же в конце концов надпись получилась: «Мы на необитаемом острове. Спасите!»
— Теперь пусть каждый распишется.
Ребята по очереди подходили и писали своё имя. Когда очередь дошла до Коти, он положил записку на Вовину спину и накалякал: «Ко»… потом подумал и прибавил: «тя».
Вова аккуратно сложил бумажку, заклеил её смолой. Катя проткнула её иголкой с ниткой, иголку убрала, а бумажку крепко привязала ниткой к ноге говорящего скворца. Всё это скворец перенёс совершенно спокойно и не вырывался.
— Ну, скворец, лети, — сказала Катя.
Скворец не сдвинулся с места. Он как сидел на плече у Таты, так и остался сидеть.
— Лети и спаси нас! — повторила Катя.
Но скворец лишь вертел головой и посматривал на ребят круглыми чёрными глазками.
— Он нас не понимает, — сказал Славик.
Тогда Вова взял скворца в руки и высоко подкинул его. Скворец затрепыхал крылышками и полетел. Однако полетел он не в направлении города, а стал кружиться над островом.
— Да, — сказал Вова. — он нас не понимает.
Но на самом деле и Вова и Славик ошибались.
Говорящий скворец прекрасно понял, чего хотят от него ребята, и всей душой готов был им помочь. Но, прежде, чем улететь с необитаемого острова в город и передать письмо, ему очень хотелось рассказать ребятам о том, сколько трудных дней прожил он на необитаемом острове, подстерегаемый котами, как ему было одиноко и страшно.
Он снова опустился на Татино плечо.
Ему хотелось рассказать об очень многом. Но, увы, хоть он и был говорящим, он знал лишь несколько слов. Да и те повторял не к месту.
И вся его такая гладкая и взволнованная в мыслях речь на самом деле выглядела так:
— Глупости! Чтобы мать пришла в школу! Садись, пять! Разрешите выйти! Не озоруй, пожалуйста! Опять споришь? Александрова, не подсказывай!
Проговорив всё это, говорящий скворец взлетел с Татиного плеча и направился к городу.
