Он отстегнул ремень у колена, швырнул на траву деревянную ногу и, на ходу сдирая парик и бороду, помчался к дому.
Через десять минут молодой и веселый инженер Георгий Гараев сбежал с крыльца, вывел мотоцикл из сарая, крикнул собаке Рите, чтобы она караулила дом, нажал стартер и, вскочив в седло, помчался к реке разыскивать напуганную им Ольгу.
В одиннадцать часов Гейка и Коля Колокольчиков отправились за ответом на ультиматум.
–Ты иди ровно,– ворчал Гейка на Колю.– Ты шагай легко, твердо. А ты ходишь, как цыпленок за червяком скачет. И все у тебя, брат, хорошо – и штаны, и рубаха, и вся форма, а виду у тебя все равно нет. Ты, брат, не обижайся, я тебе дело говорю. Ну, вот скажи: зачем ты идешь и языком губы мусолишь? Ты запихай язык в рот, и пусть он там и лежит на своем месте… А ты зачем появился?– спросил Гейка, увидав выскочившего наперерез Симу Симакова.
–Меня Тимур послал для связи,– затараторил Симаков.– Так надо, и ты ничего не понимаешь. Вам свое, а у меня свое дело. Коля, дай-ка я дудану в трубу. Экий ты сегодня важный! Гейка, дурак! Идешь по делу – надел бы сапоги, ботинки. Разве послы босиком ходят? Ну ладно, вы туда, а я сюда. Гоп-гоп, до свиданья!
–Этакий балабон!– покачал головой Гейка.– Скажет сто слов, а можно бы четыре. Труби, Николай, вот и ограда.
–Подавай наверх Михаила Квакина!– приказал Гейка высунувшемуся сверху мальчишке.
–А заходите справа!– закричал из-за ограды Квакин.– Там для вас нарочно ворота открыты.
–Не ходи,– дергая за руку Гейку, прошептал Коля.– Они нас поймают и поколотят.
–Это все на двоих-то?– надменно спросил Гейка.– Труби, Николай, громче. Нашей команде везде дорога.
Они прошли через ржавую железную калитку и очутились перед группой ребят, впереди которых стояли Фигура и Квакин.
–Ответ на письмо давайте,– твердо сказал Гейка. Квакин улыбался, Фигура хмурился.
–Давай поговорим,– предложил Квакин.– Ну, сядь, посиди, куда торопишься?
–Ответ на письмо давайте,– холодно повторил Гейка.– А разговаривать с вами будем мы после.
И было странно, непонятно: играет ли он, шутит ли, этот прямой, коренастый мальчишка в матросской тельняшке, возле которого стоит маленький, уже побледневший трубач? Или, прищурив строгие серые глаза свои, босоногий, широкоплечий, он и на самом деле требует ответа, чувствуя за собою и право и силу?
–На, возьми,– протягивая бумагу, сказал Квакин.
Гейка развернул лист. Там был грубо нарисован кукиш, под которым стояло ругательство.
Спокойно, не изменившись в лице, Гейка разорвал бумагу. В ту же минуту он и Коля крепко были схвачены за плечи и за руки.
Они не сопротивлялись.
–За такие ультиматумы надо бы вам набить шею,– подходя к Гейке, сказал Квакин.– Но… мы люди добрые. До ночи мы запрем вас вот сюда,– он показал на часовню,– а ночью мы обчистим сад под номером двадцать четыре наголо.
–Этого не будет,– ровно ответил Гейка.
–Нет, будет!– крикнул Фигура и ударил Гейку по щеке.
– Бей хоть сто раз,– зажмурившись и вновь открывая глаза, сказал Гейка.– Коля,– подбадривающе буркнул он,– ты не робей. Чую я, что будет сегодня у нас позывной сигнал по форме номер один общий.
Пленников втолкнули внутрь маленькой часовни с наглухо закрытыми железными ставнями Обе двери за ними закрыли, задвинули засов и забили его деревянным клином.
–Ну что?– подходя к двери и прикладывая ко рту ладонь, закричал Фигура.– Как оно теперь: по-нашему или по-вашему выйдет?
И из-за двери глухо, едва слышно донеслось:
–Нет, бродяги, теперь по-вашему уже никогда и ничего не выйдет.
Фигура плюнул.
–У него брат – матрос,– хмуро объяснил бритоголовый Алешка.– Они с моим дядей на одном корабле служат.
–Ну,– угрожающе спросил Фигура,– а ты кто – капитан, что ли?
–У него руки схвачены, а ты его бьешь. Это хорошо ли?
–На и тебе тоже!– обозлился Фигура и ударил Алешку наотмашь.
Тут оба мальчишки покатились на траву. Их тянули за руки, за ноги, разнимали…
И никто не посмотрел наверх, где в густой листве липы, что росла близ ограды, мелькнуло лицо Симы Симакова.
Винтом соскользнул он на землю. И напрямик, через чужие огороды, помчался к Тимуру, к своим на речку.
Прикрыв голову полотенцем, Ольга лежала на горячем песке пляжа и читала.
Женя купалась. Неожиданно кто-то обнял ее за плечи.
Она обернулась.
–Здравствуй,– сказала ей высокая темноглазая девочка.– Я приплыла от Тимура. Меня зовут Таней, и я тоже из его команды. Он жалеет, что тебе из-за него от сестры попало. У тебя сестра, наверное, очень злая?
–Пусть он не жалеет,– покраснев, пробормотала Женя.– Ольга совсем не злая, у нее такой характер.– И, всплеснув руками, Женя с отчаянием добавила: – Ну, сестра, сестра и сестра! Вот погодите, приедет папа…
Они вышли из воды и забрались на крутой берег, левей песчаного пляжа. Здесь они наткнулись на Нюрку.
–Девочка, ты меня узнала? – как всегда быстро и сквозь зубы, спросила она у Жени.– Да! Я тебя узнала сразу. А вон Тимур!– сбросив платье, показала она на усыпанный ребятами противоположный берег.– Я знаю, кто мне поймал козу, кто нам уложил дрова и кто дал моему братишке землянику. И тебя я тоже знаю,– обернулась она к Тане.– Ты один раз сидела на грядке и плакала. А ты не плачь. Что толку?.. Гей! Сиди, чертовка, или я тебя сброшу в реку!– закричала она на привязанную к кустам козу.– Девочки, давайте в воду прыгнем!
Женя и Таня переглянулись. Очень уж она была смешная, эта маленькая, загорелая, похожая на цыганку Нюрка.
Взявшись за руки, они подошли к самому краю обрыва, под которым плескалась ясная голубая вода.
–Ну, прыгнули?
–Прыгнули!
И они разом бросились в воду.
Но не успели девчонки вынырнуть, как вслед за ними бултыхнулся кто-то четвертый.
Это, как он был – в сандалиях, трусах и майке,– Сима Симаков с разбегу кинулся в реку. И, отряхивая слипшиеся волосы, отплевываясь и отфыркиваясь, длинными саженками он поплыл на другой берег.
–Беда, Женя! Беда!– прокричал он обернувшись.– Гейка и Коля попали в засаду!
Читая книгу, Ольга поднималась в гору. И там, где крутая тропка пересекала дорогу, ее встретил стоявший возле мотоцикла Георгий. Они поздоровались.
–Я ехал,– объяснил ей Георгий,– смотрю, вы идете. Дай, думаю, подожду и подвезу, если по дороге.
–Неправда!– не поверила Ольга.– Вы стояли и ожидали меня нарочно.
–Ну, верно,– согласился Георгий.– Хотел соврать, да не вышло. Я должен перед вами извиниться за то, что напугал вас утром. А ведь хромой старик у калитки – это был я. Это я в гриме готовился к репетиции. Садитесь, я подвезу вас на машине.
Ольга отрицательно качнула головой.
Он положил ей букет на книгу.
Букет был хорош. Ольга покраснела, растерялась и… бросила его на дорогу.
Этого Георгий не ожидал.
–Послушайте!– огорченно сказал он.– Вы хорошо играете, поете, глаза у вас прямые, светлые. Я вас ничем не обидел. Но мне думается, что так, как вы, не поступают люди… даже самой железобетонной специальности.
–Цветов не надо!– сама испугавшись своего поступка, виновато ответила Ольга.– Я… и так, без цветов, с вами поеду.
Она села на кожаную подушку, и мотоцикл полетел вдоль дороги.
Дорога раздваивалась, но, минуя ту, что сворачивала к поселку, мотоцикл вырвался в поле.
–Вы не туда повернули,– крикнула Ольга,– нам надо направо!
–Здесь дорога лучше,– отвечал Георгий,– здесь дорога веселая.
Опять поворот, и они промчались через шумливую тенистую рощу. Выскочила из стада и затявкала, пытаясь догнать их, собака. Но нет! Куда там! Далеко.
Как тяжелый снаряд, прогудела встречная грузовая машина. И когда Георгий и Ольга вырвались из поднятых клубов пыли, то под горой увидали дым, трубы, башни, стекло и железо какого-то незнакомого города.
–Это наш завод!– прокричал Ольге Георгий.– Три года тому назад я сюда ездил собирать грибы и землянику.
Почти не уменьшая хода, машина круто развернулась.
–Прямо!– предостерегающе кричала Ольга.– Давайте только прямо домой.
Вдруг мотор заглох, и они остановились.
–Подождите,– соскакивая, сказал Георгий,– маленькая авария.
Он положил машину на траву под березой, достал из сумки ключ и принялся что-то подвертывать и подтягивать.
–Вы кого в вашей опере играете?– присаживаясь на траву, спросила Ольга.– Почему у вас грим такой суровый и страшный?
–Я играю старика инвалида,– не переставая возиться у мотоцикла, ответил Георгий.– Он бывший партизан, и он немного… не в себе. Он живет близ границы, и ему все кажется, что враги нас перехитрят и обманут. Он стар, но он осторожен. Красноармейцы же молодые – смеются, после караула в волейбол играют. Девчонки там у них разные… Катюши!
Георгий нахмурился и тихо запел:
За тучами опять померкнула луна.
Я третью ночь не сплю в глухом дозоре.
Ползут в тиши враги. Не спи, моя страна!
Я стар. Я слаб. О, горе мне… о, горе!
Тут Георгий переменил голос и, подражая хору, пропел: – Старик, спокойно… спокойно!
–Что значит «спокойно»?– утирая платком запыленные губы, спросила Ольга.
–А это значит,– продолжая стучать ключом по втулке, объяснял Георгий,– это значит, что: спи спокойно, старый дурак! Давно уже все бойцы и командиры стоят на своем месте… Оля, ваша сестренка о моей с ней встрече вам говорила?
–Говорила, я ее выругала.
–Напрасно. Очень забавная девочка. Я ей говорю «а», она мне «бэ»!
–С этой забавной девочкой хлебнешь горя,– снова повторила Ольга.– К ней привязался какой-то мальчишка, зовут Тимур. Он из компании хулигана Квакина. И никак я его от нашего дома не могу отвадить.
–Тимур!.. Гм… – Георгий смущенно кашлянул.– Разве он из компании? Он, кажется, не того… не очень… Ну ладно! Вы не беспокойтесь… Я его от вашего дома отважу. Оля, почему вы не учитесь в консерватории? Подумаешь – инженер! Я и сам инженер, а что толку?
–Разве вы плохой инженер?
–Зачем плохой?– подвигаясь к Ольге и начиная теперь стучать по втулке переднего колеса, ответил Георгий.– Совсем не плохой, но вы очень хорошо играете и поете.
–Послушайте, Георгий,– смущенно отодвигаясь, сказала Ольга.– Я не знаю, какой вы инженер, но… чините вы машину как-то очень странно.
И Ольга помахала рукой, показывая, как он постукивает ключом то по втулке, то по ободу.
–Ничего не странно. Все делается так, как надо.– Он вскочил и стукнул ключом по раме.– Ну, вот и готово! Оля, ваш отец командир?
–Да.
–Это хорошо. Я и сам командир тоже.
–Кто вас разберет!– пожала плечами Ольга.– То вы инженер, то вы актер, то командир. Может быть, к тому же вы еще и летчик?
–Нет,– усмехнулся Георгий.– Летчики глушат бомбами по головам сверху, а мы с земли через железо и бетон бьем прямо в сердце.
И опять перед ними замелькали, роясь, поля, рощи, речки. Наконец вот и дача.
На треск мотоцикла с террасы выскочила Женя. Увидав Георгия, она смутилась, но когда он умчался, то, глядя ему вслед, Женя подошла к Ольге, обняла ее и с завистью сказала:
–Ох, какая ты сегодня счастливая!
Условившись встретиться неподалеку от сада дома № 24, мальчишки из-за ограды разбежались.
Задержался только один Фигура. Его злило и удивляло молчание внутри часовни. Пленники не кричали, не стучали и на вопросы и окрики Фигуры не отзывались.
Тогда Фигура пустился на хитрость. Открыв наружную дверь, он вошел в каменный простенок и замер, как будто бы его здесь не было.
И так, приложив к замку ухо, он стоял до тех пор, пока наружная железная дверь не захлопнулась с таким грохотом, как будто бы по ней ударили бревном.
–Эй, кто там?– бросаясь к двери, рассердился Фигура.– Эй, не балуй, а то дам по шее!
Но ему не отвечали. Снаружи послышались чужие голоса. Заскрипели петли ставен. Кто-то через решетку окна переговаривался с пленниками.
Затем внутри часовни раздался смех. И от этого смеха Фигуре стало плохо.
Наконец наружная дверь распахнулась. Перед Фигурой стояли Тимур, Симаков и Ладыгин.
–Открой второй засов!– не двигаясь, приказал Тимур.– Открой сам, или будет хуже!
Нехотя Фигура отодвинул засов. Из часовни вышли Коля и Гейка.
–Лезь на их место!– приказал Тимур.– Лезь, гадина, быстро!– сжимая кулаки, крикнул он.– Мне с тобой разговаривать некогда!
Захлопнули за Фигурой обе двери. Наложили на петлю тяжелую перекладину и повесили замок. Потом Тимур взял лист бумаги и синим карандашом коряво написал:
«Квакин, караулить не надо. Я их запер, ключ у меня. Я приду прямо на место, к саду, вечером».
Затем все скрылись. Через пять минут за ограду зашел Квакин. Он прочел записку, потрогал замок, ухмыльнулся и пошел к калитке, в то время как запертый Фигура отчаянно колотил кулаками и пятками по железной двери.
От калитки Квакин обернулся и равнодушно пробормотал:
–Стучи, Гейка, стучи! Нет, брат, ты еще до вечера настучишься.
Дальше события развертывались так.
Перед заходом солнца Тимур и Симаков сбегали на рыночную площадь. Там, где в беспорядке выстроились ларьки – квас, воды, овощи, табак, бакалея, мороженое,– у самого края торчала неуклюжая пустая будка, в которой по базарным дням работали сапожники. В будке этой Тимур и Симаков пробыли недолго.
В сумерки на чердаке сарая заработало штурвальное колесо. Один за одним натягивались крепкие веревочные провода, передавая туда, куда надо, и те, что надо, сигналы.
Подходили подкрепления. Собрались мальчишки, их было уже много – двадцать – тридцать. А через дыры заборов тихо и бесшумно проскальзывали все новые и новые люди.
Таню и Нюрку отослали обратно. Женя сидела дома. Она должна была задерживать и не пускать в сад Ольгу На чердаке у колеса стоял Тимур.
–Повтори сигнал по шестому проводу,– озабоченно попросил просунувшийся в окно Симаков.– Там что-то не отвечают.
Двое мальчуганов чертили по фанере какой-то плакат. Подошло звено Ладыгина.
Наконец пришли разведчики. Шайка Квакина собиралась на пустыре близ сада дома № 24.
–Пора,– сказал Тимур.– Всем приготовиться!
Он выпустил из рук колесо, взялся за веревку.
И над старым сараем под неровным светом бегущей меж облаков луны медленно поднялся и заколыхался флаг команды – сигнал к бою.
…Вдоль забора дома№ 24 продвигалась цепочка из десятка мальчишек. Остановившись в тени, Квакин сказал:
–Все на месте, а Фигуры нет.
–Он хитрый,– ответил кто-то.– Он, наверное, уже в саду. Он всегда вперед лезет.
Квакин отодвинул две заранее снятые с гвоздей доски и пролез через дыру. За ним полезли и остальные. На улице у дыры остался один часовой – Алешка.
Из поросшей крапивой и бурьяном канавы по другой стороне улицы выглянуло пять голов. Четыре из них сразу же спрятались. Пятая – Коли Колокольчикова – задержалась, но чья-то ладонь хлопнула ее по макушке, и голова исчезла.
Часовой Алешка оглянулся. Все было тихо, и он просунул голову в отверстие – послушать, что делается внутри сада.
От канавы отделилось трое. И в следующее мгновение часовой почувствовал, как крепкая сила рванула его за ноги, за руки. И, не успев крикнуть, он отлетел от забора.
–Гейка,– пробормотал он, поднимая лицо,– ты откуда?
–Оттуда,– прошипел Гейка.– Смотри молчи! А то я не посмотрю, что ты за меня заступался.
–Хорошо,– согласился Алешка,– я молчу.– И неожиданно он пронзительно свистнул.
Но тотчас же рот его был зажат широкой ладонью Гейки. Чьи-то руки подхватили его за плечи, за ноги и уволокли прочь.
Свист в саду услыхали. Квакин обернулся. Свист больше не повторился. Квакин внимательно оглядывался по сторонам. Теперь ему показалось, что кусты в углу сада шевельнулись.
–Фигура!– негромко окликнул Квакин.– Это ты там, дурак, прячешься?
–Мишка! Огонь!– крикнул вдруг кто-то.– Это идут хозяева!
Но это были не хозяева.
Позади, в гуще листвы, вспыхнуло не меньше десятка электрических фонарей. И, слепя глаза, они стремительно надвигались на растерявшихся налетчиков.
–Бей, не отступай!– выхватывая из кармана яблоко и швыряя по огням, крикнул Квакин.– Рви фонари с руками! Это идет он… Тимка!
–Там Тимка, а здесь Симка!– гаркнул, вырываясь из-за куста, Симаков.
И еще десяток мальчишек рванулись с тылу и с фланга.
–Эге!– заорал Квакин.– Да у них сила! За забор вылетай, ребята!
Попавшая в засаду шайка в панике метнулась к забору. Толкаясь, сшибаясь лбами, мальчишки выскакивали на улицу и попадали прямо в руки Ладыгина и Гейки.
Луна совсем спряталась за тучи. Слышны были только голоса:
–Пусти!
–Оставь!
–Не лезь! Не тронь!
–Всем тише!– раздался в темноте голос Тимура.– Пленных не бить! Где Гейка?
–Здесь Гейка!
–Веди всех на место.
–А если кто не пойдет?
–Хватайте за руки, за ноги и тащите с почетом, как икону богородицы.
–Пустите, черти!– раздался чей-то плачущий голос.
–Кто кричит?– гневно спросил Тимур.– Хулиганить мастера, а отвечать боитесь! Гейка, давай команду, двигай!
Пленников подвели к пустой будке на краю базарной площади. Тут их одного за другим протолкнули за дверь.
–Михаила Квакина ко мне,– попросил Тимур. Подвели Квакина.
–Готово?– спросил Тимур.
–Все готово.
Последнего пленника втолкнули в будку, задвинули засов и просунули в пробой тяжелый замок.
–Ступай,– сказал тогда Тимур Квакину.– Ты смешон. Ты никому не страшен и не нужен.
Ожидая, что его будут бить, ничего не понимая, Квакин стоял, опустив голову.
–Ступай,– повторил Тимур.– Возьми вот этот ключ и отопри часовню, где сидит твой друг Фигура.
Квакин не уходил.
–Отопри ребят,– хмуро попросил он.– Или посади меня вместе с ними.
–Нет,– отказался Тимур,– теперь все кончено. Ни им с тобою, ни тебе с ними больше делать нечего.
Под свист, шум и улюлюканье, спрятав голову в плечи, Квакин медленно пошел прочь. Отойдя десяток шагов, он остановился и выпрямился.
–Бить буду!– злобно закричал он, оборачиваясь к Тимуру.– Бить буду тебя одного. Один на один, до смерти!– И, отпрыгнув, он скрылся в темноте.
–Ладыгин и твоя пятерка, вы свободны,– сказал Тимур.– У тебя что?
–Дом номер двадцать два, перекатать бревна, по Большой Васильковской.
–Хорошо. Работайте!
Рядом на станции заревел гудок. Прибыл дачный поезд. С него сходили пассажиры, и Тимур заторопился.
–Симаков и твоя пятерка, у тебя что?
–Дом номер тридцать восемь по Малой Петраковской.– Он рассмеялся и добавил: – Наше дело, как всегда: ведра, кадка да вода… Гоп! Гоп! До свиданья!
–Хорошо, работайте! Ну, а теперь… сюда идут люди. Остальные все по домам… Разом!
Гром и стук раздался по площади. Шарахнулись и остановились идущие с поезда прохожие. Стук и вой повторился. Загорелись огни в окнах соседних дач. Кто-то включил свет над ларьком, и столпившиеся люди увидели над палаткой такой плакат:
ПРОХОЖИЕ, НЕ ЖАЛЕЙ!
Здесь сидят люди, которые трусливо по ночам обирают сады мирных жителей.
Ключ от замка висит позади этого плаката, и тот, кто отопрет этих арестантов, пусть сначала посмотрит, нет ли среди них его близких или знакомых.
Поздняя ночь. И черно-красной звезды на воротах не видно. Но она тут.
Сад того дома, где живет маленькая девочка. С ветвистого дерева спустились веревки. Вслед за ними по шершавому стволу соскользнул мальчик. Он кладет доску, садится и пробует, прочны ли они, эти новые качели. Толстый сук чуть поскрипывает, листва шуршит и вздрагивает. Вспорхнула и пискнула потревоженная птица. Уже поздно. Спит давно Ольга, спит Женя. Спят и его товарищи: веселый Симаков, молчаливый Ладыгин, смешной Коля. Ворочается, конечно, и бормочет во сне храбрый Гейка.
Часы на каланче отбивают четверти: «Был день – было дело! Дин-дон… раз, два!..»Да, уже поздно.
Мальчуган встает, шарит по траве руками и поднимает тяжелый букет полевых цветов. Эти цветы рвала Женя.
Осторожно, чтобы не разбудить и не испугать спящих, он всходит на озаренное луною крыльцо и бережно кладет букет на верхнюю ступеньку. Это – Тимур.
|
